Иван ПУЗЫРЕВИЧ: «Шайба пробила шлем и проломила Шундрову височную кость»
Сегодня у «Старой школы» нестандартный гость. Иван Пузыревич – легенда украинского хоккея, хотя на коньках он никогда и не стоял. Острым юмором и смекалкой Ивана Саныча, как его называют все хоккеисты, восхищается уже не одно поколение игроков. Он появился в киевском «Соколе», который тогда еще именовался «Динамо», в начале 70-х и остается востребованным и поныне. Достаточно вспомнить, что в статусе сервисмена национальной команды Украины на сбор в Румынию наш гость выезжал в начале этого месяца, а вообще отработал на должностях массажиста, врача, точильщика коньков и администратора в «Соколе» и сборной более 50 лет.
Иван Пузыревич – живая история украинского хоккея, фигура, олицетворяющая собой связь между поколениями. Те истории, которые он помнит, и подробности, которые сохранились в его памяти, можно считать летописью внутренней жизни украинского хоккея. И сегодня, 21 февраля, в день 77-летия Ивана Саныча Sport.ua делится этой очень богатой на веселые, каверзные, пикантные, грустные и иронические истории беседой со своими читателями. В то же время, это интервью будет своеобразным воспоминанием к 40-летнему юбилею завоевания «Соколом» бронзовых наград чемпионата СССР. Этой команде наш собеседник уделил львиную долю внимания.
«Грязевые ванны, ежедневные массажи, здесь есть хороший массажист, Ваня»
– Иван Александрович, как вы оказались в хоккее? – начинаю наш разговор.
– До «Сокола» я в течение четырех лет работал на скорой, в противошоковой бригаде, на Ленина, 37. Мы выезжали на поездные, трамвайные аварии, ножевые ранения, убийства. На каждое мое дежурство приходилось по одному-два трупа. Ставка у нас была смешной – 65 рублей. Я устроился на полторы ставки, имел около 100 рублей в месяц. Кроме того, пытался работать в праздничные дни. Так как оплата за них была в двойном размере. Время было, тогда еще не женился.
Пришлось как-то вертеться. Родился я на Хмельнитчине. А в Киеве оказался после армии. Поступал в мединститут, стоматологию. Члены комиссии увидели мой диплом фельдшера и хотели отправить на другую специальность. Думали, что парень из деревни не понимает. Последний экзамен – физика. Перед тем, как тянуть билет, назвал фамилию. Эти вытащили из ящика список, начали водить пальцем. Напротив меня – прочерк. Мне все было видно. Завалили они меня в итоге, поставили за физику двойку. Хотя на тройку я сдал гарантированно. Не пустили в институт. Ничего не поделаешь, устроился в бригаду скорой.
А чуть позже пошел на курсы массажа, в водолечебницу на Подоле. Полгода мы занимались по три раза в неделю. После медучилища ничего сложного в тех курсах не было, поскольку анатомию знал хорошо. Пройдя обучение, остался массажистом в той же водолечебнице. Нас, массажистов, там было двое, было примерно по пять массажей в день. Заработок был заметно лучше: кроме оклада 80 рублей, каждый день имел дополнительные 10-15 рублей сверху за дополнительные массажи.
В наше заведение люди обычно приходили на восстановление после травм плеча. Однажды у нас оказался Анатолий Рябиченко, тогдашний защитник хоккейного «Динамо». Когда курс закончился, спрашивает: «Можно еще, потому что мне мало?» Конечно, можно. Это же копейка – за массаж мы тогда брали три или пять рублей. Ходил Толик ко мне каждый день. Однажды навестить его пришел тренер Дмитрий Богинов. Рябиченко рассказал, как восстанавливается: «Грязевые ванны, ежедневные массажи, здесь есть хороший массажист, Ваня».
Богинов услышал и решил со мной поговорить. «Хочешь в команду?» – спрашивает. До меня массажистом в «Динамо» работал Петр, тоже ездивший в бригаде скорой помощи. Мы были знакомы, я знал, что он находится в хоккейной команде. Только меня это не сильно интересовало, поскольку на хоккей не ходил ни разу. Потому и к приглашению отнесся прохладно. Зарабатываю неплохо, зачем от добра искать добра? Но решил поговорить с Петром. Нашел его домашний телефон, набрал. «Неплохо мне в команде, – рассказал Петя. – Только устал с постоянными поездками. Я ведь женат». Так еще при условии, что в процессе подготовки к матчам хоккеисты после тренировок во Дворце спорта или на «Льдинке» ночевали вне дома, а на базе «Динамо» на Трухановом острове. Массажист тоже должен быть постоянно рядом. Соответственно, Петр жаловался, что жены почти не видит. А меня ничего не держало. «Иди, если предлагают. Ты холостой, а я до весны и увольняюсь», – говорит Петр.
– Зарабатывать, наверное, начали больше, чем в водолечебнице?
– Вряд ли. Ставка была такой же – 80 рублей. Плюс – 10-15 рублей премиальных за каждую победу. Бывало, в месяц мы выигрывали и по десять матчей. Хотя, когда команда находилась внизу таблицы, было не так весело.
Тогда что «Сокол», что футбольное «Динамо» входили в одно спортивное общество – «Динамо». Нас, когда я начинал работать в «Соколе», года на три подхватил авиазавод Антонова. В то же время, команда перешла от правоохранительного ведомства в профсоюзное – «Зенит». Незадолго до того, весной по просьбе тренера меня набирает Рябиченко. Так как я жил у сестры, напрямую со мной связаться возможности не было. Поэтому Толик искал меня, позвонив в водолечебницу. Меня позвали: «Богинов просил, чтобы вы подошли к нам на тренировку во Дворец спорта». Приехал. Тренер предложил работу. «Соглашаешься?» – спрашивает. «Могу, но негде жить. Если бы была возможность поставить меня в очередь, чтобы получить квартиру», – отвечаю. «Сможем, – говорит Дмитрий Николаевич. – Через месяц-полтора, когда состоятся все пертурбации, встречаемся». Когда это время прошло, прихожу. «Что ты решил? У нас со дня на день решается, будет команда или нет, поэтому должны понимать, можно ли на тебя рассчитывать», – говорит Богинов.
В дальнейшем мы контактировали через Анатолия, врача команды, с которым раньше пересекались, когда работали на скорой помощи. Богинов в «Соколе» работать отказался, кажется, потому, что у него была милицейская пенсия по линии «Динамо». Упоминавшийся мной врач Анатолий тоже вскоре уволился, поэтому два года я выполнял одновременно функции и врача, и массажиста. Все потому, что нового врача найти не могли. Как-то взяли медика из Октябрьской больницы – хороший специалист, хирург, травматолог. Два месяца у нас продержался. Но ушел. «Я всех друзей из-за вашего «Сокола» потерял», – говорит. У нас ведь выходных вообще не было. Перед матчами заезжали на базу. После игр домой отпускали только чтобы переночевать. А тот человек – охотник, рыбак. Обо всем этом пришлось забыть. Я же, пока был холост, со всем этим мирился. А когда женился, то обещанной квартиры с помощью «Сокола» не дождался. Жили мы в однокомнатной квартире на Подоле, которую получила жена. Года два, пока дом не решили снести. Получив квартиру на Левобережной, купил себе в кредит мебель «Жанна». Два года фактически всю зарплату отдавал, чтобы погасить долг.
«На кровати кто-то натягивает одеяло. Люська заметила и бросилась туда»
– После Богинова и до Богданова тренеры в «Соколе» задерживались ненадолго. Вы со всеми уживались?
– Вместо Богинова из Москвы приехал Владимир Егоров, тренировавший до нас «Крылья советов». Помощником он взял Валентина Уткина. Через три года его на этой должности заменил другой россиянин и тоже Егоров, но Анатолий. Тот долго работал в Польше. Благодаря связям тренера вырисовался выезд в Польшу. Играли там товарищеские матчи с чемпионами страны – «Подхале» из Нового Тарга. Это был 1976-й, «Сокол» еще выступал в первой лиге чемпионата СССР. И вот после первого периода ведем, кажется, 5:0. Егоров, любивший выпить, заходит и выдает: «Ребята, больше не забивайте, потому что нас перестанут сюда приглашать».
В итоге так и произошло, но за границу мы не выезжали по другой причине.
На обратном пути, метров за 300 до границы, в нашем львовском автобусе опустели баки. Остановились. Хорошо, что водитель Толик Зуев имел в запасе канистру бензина. Она стояла непосредственно в салоне автобуса, поскольку все багажники были заняты. Но лучше бы мы туда не доехали. Когда добрались до границы, пограничники начали осматривать вещи. За нас тогда выступал рижанин Боря Пономарев, сильный нападающий, один из лидеров команды. Он скупал парики, расчески к ним. И разбросал по два парням в баулы. Собирался их продавать дома, рублей по 150 за штуку.
Когда начался осмотр, Боря подходит к главе украинского общества «Зенит» Усенко: «Извините, я вас подвел». Почему – узнали позже. Когда пограничники начали обнаруживать парики, разразился скандал. Ребят, у которых париков было по одному-два, еще пропускали. У кого больше – заворачивали. В итоге нас задержали на границе, пока из Бреста не приехала специальная комиссия. После прояснения деталей Борю арестовали. Форму, правда, вернули. Все остальные осматривались повторно. Пока это происходило, еще два парика нашли в мусорном бачке в туалете. Кто-то испугался и выбросил. «Чьи это?! Уберите немедленно!» – заорали таможенники.
После возвращения начались разборки. К нам приехали представители райкома комсомола и райкома партии. «Я даже шнурка лишнего не купил, а вы…», – журил нас Усенко. Но у него были связи в райкоме партии. Усенко пошел на больничный, а отвечать за все выпало Егорову. В итоге на два следующих года «Сокол» стал невыездным.
…Все тогда что-то возили. Другой нападающий Володя Клопов, родом из Горького, из той же поездки в Польшу вез 200 женских трусиков. В то время как раз пошла мода на нейлоновое белье. Володя их скручивал и прятал себе в одежду, двумя «колбасками». Пограничник заметил. «Давай, – говорит, – будем считать». Клопов развязал тайник и через мгновение, когда свертки размотались, небольшого роста Вовки за трусами уже не было видно. Но за это наказания не последовало.
А Егоров, которого по итогам истории на границе постоянно вызывали на ковер в райкомы и горкомы, сильно настрадался. Дня через три-четыре после возвращения из Польши иду утром на тренировку на «Льдинке», это вверху над Республиканским стадионом. Слышу кто-то сзади: «Ваня». Осматриваюсь – никого. Иду дальше. Снова: «Ваня!» Оглядываюсь – из-за столба выглядывает Егоров. С платком в руке, держится за ухо. «Что произошло, Анатолий Александрович?» – спрашиваю. Он открывает, а лицо поцарапано, мочка уха оторвана и кровит. «Поехали со мной домой, тренировку проведет Уткин, я обо всем договорился», – говорит. Он жил в служебной двухкомнатной квартире на Белорусской, недалеко от станции метро «Лукьяновка». Сели в служебную «Волгу» Егорова, уехали.
Дома он все рассказал. У Анатолия Александровича в Москве была жена Люся и два сына, один из них был известным теннисистом. Люся хороша была русачка, ругательная, но справедливая. Егоров ей рассказал, в какую беду попал во время поездки в Польшу. «Меня повсюду вызывают. Видимо, придется возвращаться в Москву», – сказал. А вскоре привел домой девочку, секретаршу одного из наших начальников. Привлечь было чем, посокольку привез из Польши дефициты – пудры, помады, духи. У нас этого всего не было. Отдыхали на квартире, громко включили музыку. Было уже поздно, часов 11 вечера. Стучит соседка: «Можете сделать тише? У меня ребенок». Без проблем. Егоров сбавил звук и продолжил отдыхать. Но через некоторое время снова звонок в дверь. Егоров думал, что это снова соседка. Выходит в трусах: «Я же прикрутил». А то его Люська. Поддатая, с бутылкой шампанского. «Ой, Толичка!» и полезла обниматься. Когда замечает, что на кровати кто-то натягивает одеяло. Люська бросилась туда. Женщины сцепились. Егоров стал их защищать, после чего Люся переметнулась на него. Очевидно, зубами мужу мочку уха откусила, а любовница за это время схватила вещи и убежала.
Оказалось, что Люся на работе в Москве отмечала чей-то День рождения. В процессе подруги ее начали подкалывать, дескать, пока ты здесь сидишь, твой муж «хохлушек» водит. Люся поспорила, а потом на эмоциях и под хмельком уехала в аэропорт. Самолеты из Москвы в Киев тогда ходили часто. Купила билет, улетела и приехала из Борисполя в Киев на такси. Сделала Егорову сюрприз. После чего развернулась и улетела обратно в Москву. А Егорову на расцарапанном лице к утру выступила сахарница. Хуже всего, что он должен был на очередные разборки в райком идти. Хорошо, что женщины разбежались, а подарки из Польши остались. Я теми дефицитными пудрами позатирал раны, сделал их максимально незаметными. Ухо заклеил пластырем. Через неделю Егорова действительно рассчитали.
«Кого ловили впервые, штрафовали на 100 рублей, а на третий раз могли выгнать из команды»
– Вот при каких обстоятельствах, оказывается, «Сокол» возглавил Анатолий Богданов, которому суждено было стать самой знаковой в истории нашей команды фигурой.
– Анатолий тогда был капитаном команды, потому и выбор пал на него. Он к нам из Саратова приехал, еще до моего появления в «Соколе». Украинцев у нас тогда вообще не было. Приезжали россияне, в основном те, кто уже заканчивал играть, к тому времени – 25-27-летние. В частности, Богданов и Александр Сеуканд, будущие тренеры «Сокола». Защитник Сеуканд, правда, не столько играл, сколько присутствовал на льду. Он имел специфическую манеру катания, когда ехал, почему-то постоянно стучал одной рукой клюшкой о лед. «Да примотайте ему эту клюшку к другой руке, чтобы он перестал стучать!», – иногда нервничал Егоров.
– Какие у игроков той команды были зарплаты?
– У лучших – 120 рублей, следующая категория – по 100, далее – по 80. Плюс премиальные – по 20 рублей за победу. Сколько кому платить, определял тренер. Более сильные и младшие игроки к нам начали ехать, уже когда команду возглавил Богданов. Тогда хоккеисты кроме упоминавшейся выше ставки получали доплаты от авиазавода. Игроков там фиктивно устраивали токарями или слесарями. Поэтому у нас начали появляться хоккеисты не только из российской глубинки, но и из более цивилизованных регионов, не только из россии, но и из Латвии, из Риги.
Богданову, к слову, не сразу доверили должность главного. Сначала был играющим, ему лет 28 или 29 было, а замену параллельно подыскивали. В итоге через несколько месяцев Анатолий Хорозов настоял: «Зачем кого-то искать, пусть Богданов работает». У нас игроков, которым под 30, хватало. Более 30-ти было только Леше Андрееву, коренастому защитнику из «Крышек». Недолго он у нас продержался: пришел, трехкомнатную квартиру получил и ушел. В помощники себе Богданов взял того же Уткина и Жору Юдина, который выполнял функции тренера-селекционера. Но он не больше года поработал. Игроков Богданову помогал подыскивать Анатолий Кострюков, тренер второй сборной СССР. Влиятельный был в Москве человек. Вот с его помощью Богданов постепенно и омолаживал состав. С учетом, что всех лучших забирали в первую очередь в московские клубы – ЦСКА, «Спартак», «Динамо» и, в меньшей степени, «Крылья советов». Нам и рижскому «Динамо» доставались те, кто не подходил москвичам.
Игроки к нам тогда охотно шли еще потому, что всем давали квартиры. Согласитесь, жить в Киеве престижнее и комфортнее, чем где-нибудь в Пензе, Томске или Ижевске. Сейчас уже, к сожалению, покойный Саша Менченков говорил: «В Киеве я впервые увидел настоящую клубнику».
– Договорные матчи были привычным для спорта того времени явлением. «Сокол» такие матчи играл?
– Мне ведь не все рассказывали. Вспомню историю с тех пор, как мы выступали в первой лиге. За два или три тура до завершения чемпионата приезжает к нам усть-каменногорское «Торпедо», боровшееся за выживание. Казахстанцам нужна была победа, мы находились на седьмом месте и ни на что не претендовали. Перед матчем Хорозов получил звонок из Москвы, дескать, «Устинка» в Федерации обо всем договорилась, нужно, чтобы «Сокол» проиграл. Хорозов вызвал Богданова и передал информацию. «А ты решай, что делать», – добавляет. Богданов собрал пятерых ведущих хоккеистов и начал совещаться с ними. Тогда Анатолий Васильевич еще не решал никаких вопросов единолично, советовался. Хоккеисты решили не отдавать игру. Однако их воли еще мало. Матч приехал судить столичный рефери Никульцев. Игра проходила на «Льдинке». Так судья и отработал матч, не поднимая головы. Мы постоянно играли втроем-вчетвером. А «Устинка» на его беду не могла забить. В итоге мы тогда дважды победили, «Торпедо» вылетело.
– О спортсменах того времени любили говорить: «Они умели и играть, и пить».
– Пить умели. Все. Популярные в то время Михайлов, Петров и Харламов как-то вляпались. Гуляли, потом решили снять проституток в гостинице «Турист». Вернулись обратно в «Украину», а на входе их не пускают. Петров швейцару и дал по зубам. Приехала милиция. В два ночи звонок Митрофанычу (Василию Фадееву, администратору «Сокола» – авт.): «Освобождай».
Наши тоже пили. Однако понимали, что надо бороться за результат. Тогда чемпионат был очень сильным, на медали претендовало много команд. У нас собрался дружнный коллектив. Если пить – то сутки вместе пьем, потом вместе восстанавливаемся в бане и до следующей паузы, которая наступала через полтора месяца, только играем и тренируемся. Да еще и Богданов следил за тем, как игроки придерживаются режима, очень придирчиво, купил милицейский «Пегас», устройство, с помощью которого определяется уровень опьянения. Того, кого ловили впервые, штрафовали на 100 рублей, второй – на 200, а после третьего раза могли и выгнать. Но здесь все зависело от того, насколько важен хоккеист для команды. Приходилось прибегать к хитростям. Скажем, ребятам на утро после употребления алкоголя советовали выпивать четвертушку подсолнечного масла.
А еще один вариант знакомые гаишники посоветовали. Тогда ведь хоккеисты были очень популярны. На матчи против московских команды невозможно было достать билеты. Чтобы занять очередь, люди ночью приходили, разжигали костер, чтобы не замерзнуть, пока ждут. Так вот, гаишники посоветовали всунуть в тот «Пегас» проспиртованную ватку. Устройство стояло во Дворце спорта в тренерской. Пока тренеров не было, удалось все сделать. За это тестирование отвечал Александр Фадеев, помощник Богданова. Он имел привычку перед тем, как звать игроков, задувать сам. Дует – красный. Хотя и не пил. Зовет другого ассистента тренера Бронислава Самовича: «Броня, давай ты». Самович никогда не пил не только потому, что вел здоровый образ жизни, но из-за жадности. И тут дует – красный! Самович клянется, что не пил. Только через месяц узнали об этой диверсии.
«Ой, нет-нет-нет! У нас по мужчинам есть другой массажист»
– Выше вы уже дали понять, что тогда выезды были в том числе и возможностью купить что-то дефицитное. Какие поездки в пределах совка были самыми любимыми?
– Из Москвы мы тогда возили апельсины, мандарины, молоко.
– И обычное тоже. У меня тогда уже появились дети, а в Киеве молоко было дефицитом. У нас на Левобережной пять-шесть бидонов молока завозили на рассвете. Чтобы купить, приходилось занимать очередь в шесть утра. Магазин при этом открывался в восемь. Также дефицитным был бензин. Ребята постоянно из Москвы его возили, хотя это было запрещено. При условии, что мы туда поездом добирались. Канистру завязывали в целлофановый мешок – и в баул с формой или чем-нибудь другим. А Миня (Менченков – авт.) однажды мешка не взял. Вошел в купе, бензин начал протекать. Попросили, чтобы вынес, поскольку спать невозможно. Так Саша додумался поставить канистру в тамбуре рядом с печкой, в которую бросают угли и отапливают поезд. Это хорошо, что ничего не вспыхнуло и что курили мы с другой стороны вагона.
А вообще Миня очень женщин любил. Однажды провожает его на поезд жена Люба. Сидит на перроне, обнимает, целует. Любовь! И только поезд тронулся, еще до первого моста не доехали, Саша к проводнице: «Давайте познакомимся».
Миню в Киев из Новокузнецка привезли. Георгий Джангирян, тогдашний начальник «Сокола», показал ему город, мосты. После Новокузнецка Саша был впечатлен. «Что тебе нужно, чтобы выступать за «Сокол»?» – спрашивает Хорозов. «Квартиру». «За год получишь, а пока на служебной поживешь». И поселили на Татарке. «Но есть еще одна просьба, – говорит. – У моей жены такая специальность, что ей непросто найти работу». «Какая?» «Понимаете, она крановщица», – неловко говорит Менченков. «Да мы ей личный кран подарим!» – ответил Хорозов.
Или было однажды сборы в Черкассах. Мы туда лет пять подряд ездили на предсезонку. Переезжаешь по Днепру через мост – направо и в лесу есть гостиница «Турист». Мы туда и вселялись. Первый год еще кое-как, а потом познакомились и уже знали друг друга с персоналом гостиницы. Девушки-горничные там все молодые, 30-35 лет. Как-то одна говорит Менченкову: «Что-то у меня спина болит. У вас есть массажист?» Миня не растерялся: «Я массажист». Ну и что-то он ей там мял. За мной пытался повторять. Девушка не сильно разбиралась в тонкостях, просилась на следующие сеансы. А однажды говорит: «У меня у отца проблемы со спиной. Мог бы ты посмотреть? «Ой, нет-нет-нет! У нас по мужчинам есть другой массажист», – и переадресовал ко мне.
К слову, сборы в Черкассах были настоящим испытанием. Тренеры тогда друг перед другом кичились, кто даст большие нагрузки. Но это еще не все. Хоккеистов ставили в экстремальные условия. Скажем, во время кроссов не разрешали пить воду. Покойный ныне Валера Голдобин добегал 25 километрам, а на усах и подбородке пена стояла. Ребята были рады даже луже на пути – поскольку была возможность смочить губы. Нагрузки были такими, что ребята мочились кровью.
Утро на собрах в Черкассах начиналось для хоккеистов с десятикилометрового кросса, после которого выполняли комплекс упражнений по общефизической подготовке. Дальше – завтрак, час отдыха и новая тренировка. На нем – фартлек (легкий бег чередуется с ускорениями – авт.). Вечером – занятия со штангой и игровая тренировка, как правило, гандбол по хоккейным правилам. Если эта часть тренировки прошла без крови, Александр Фадеев говорил, что плохо поработали. «Почему?» – спрашиваю. «Никто ни с кем не подрался». И так каждый день с понедельника по пятницу.
В субботу утром был 50-километровый велокросс на велосипедах «Украина», на ширпотребе, на котором постоянно то цепь злетает, то колесо, то педали заклинивает. В Смелу и обратно. Богданов возглавлял группу впереди на «Волге», а Зуев замыкал автобусом сзади. При этом мало было проехать – нужно уложиться вовремя. Кто не уложился – оставался отрабатывать тренировки в воскресенье, тогда как остальная команда возвращалась в Киев и получала выходной. На сбор мы брали огромную банку с вазелином. Ребята во время этих велотренировок натирали себе между ног и ягодиц до крови. Мастить было что.
Вот почему Юры Шундрова, Анатолия Демина, Сергея Давыдова, Олега Синькова уже с нами нет? Эти нагрузки не проходят бесследно. Демина из Ухты к нам Жора Юдин привез. Классный центральный нападающий, он был у нас капитаном команды. После сезона в «Соколе» Толика забирал к себе «Спартак». На предсезонном международном турнире он даже шайбу за москвичей забросил. Но наши тренеры провели работу с женой Анатолия Татьяной, она родом из Запорожья. В итоге Демин вернулся в Киев.
– После таких сборов на тренеров никто не бросался с кулаками?
– Никогда. Хотя бы потому, что тогда была огромная конкуренция – четыре звена и пятое в глубоком резерве. И все работали за что-то. В ходе сезона у Богданова тоже были дополнительные рычаги мотивации. Квартиры игрокам давали, а мебель в них нужно было покупать. И это тоже дефицит. Заказывали через клуб, списки утверждал лично Богданов. Тому – кухню, тому – спальню, тому – прихожую. Кто играет в составе, тот получает мебель бесплатно.
«Торт и бутылку водки с перцем и выменял на тюбик финалгона»
– Какая история в вашей хоккейной биографии самая экстремальная?
– Однажды едем на выезд в Уфу. Мне тогда доверили перевозить деньги, за которые должны были покупать билеты на спаренный тур (после Уфы должны были отправляться в Саратов). Обычно администратор команды-соперницы бронировал нам билеты заранее. Так было и в этот раз. Команда пошла на раскатку. Я встречаюсь с администратором. Тот передает билеты, я лезу в куртку, чтобы отдать деньги. А их нет. Тысяч 5-6. Это «Жигули». Я едва не поседел. От Ледового дворца мы жили километрах в двух по линии трамвая. Быстро возвращаюсь. Не дожидаясь трамвая, бегом. Деньги в номере, к счастью, были. Вылетели на кровать из кармана, когда бросил куртку. Потом вспомнил, что с завтрака забежал в номер, чтобы унести сумку. Это был как раз период, когда одновременно выполнял еще и функции врача. Боялся, чтоб ничего не забыть, а перед выходом еще и забежал в туалет.
– У «Сокола» тогда были неудобные соперники?
– Тогда со всеми было тяжело играть. ЦСКА – это сборная СССР, в «Спартаке» тоже немало сборников. Трибуны Дворца спорта на матчах с ними всегда были забиты, ревели так, что мурашки бегали по коже. При такой поддержке мы время от времени цеплялись – выигрывали или играли вничью. «Вы что на допинге?», – недоумевал после матча тренер ЦСКА Виктор Тихонов. А врачом у нас тогда был Владимир Леман, кандидат наук, очень квалифицированный хирург. Он разработал специальный отвар на овсе. Покупали несколько мешков овса на ипподроме, привозили на «Авангард» и «колдовали»: вечером заливали 20-литровую кастрюлю где-то до половины и ставили на газ. Начинает кипеть – выключали, накрывали крышкой, чтобы настаивалось. А утром добавляли в кашу глюкозу, аскорбинку, шиповник, смородину, мед, варенье, какие-то витамины. Для вкуса, поскольку чистый овес немного приторный. А с добавками получался как компотик. Ребята после тренировки с удовольствием пили. По несколько стаканов.
А овес ведь повышает гемоглобин. Вот Тихонов и думал, что это за допинг у нас, что мы такие выносливые. Поэтому, когда играли на выезде, в Москве, после матча нескольких наших хоккеистов забрали на допинг-контроль. Конечно, все было чисто. Какой допинг, если нам наиболее нужных лекарств не хватало? Когда играли с тем же ЦСКА, привозил их врачу торт и бутылку водки с перцем и выменивал на тюбик финалгона. Тогда это был страшный дефицит.
Были и другие ситуации. Поехали на предсезонный турнир в Ижевск. Перед матчем с ЦСКА на улице разминаемся. Богданов натянул резинку, через которую хоккеисты прыгали. В этот момент проходят соперники. Петров и Михайлов хохочут: «Ну что, х***лы, бой дадите?» «Да!» Выходим и в самом начале попускаем четыре. Валера Голдобин тогда в воротах играл. Уже не знал, куда ему деваться – все заходило. 0:9 тогда уступили. Дали бой, называется.
А тяжелее всего нам было с московским «Динамо». В основном им проигрывали. Однажды за считанные секунды до начала матча с динамовцами замечаем, что их голкипер Мышкин трет клюшкой рядом с воротами. Значит, что-то со льдом. Когда игра началась, секунд через 20 кто-то из наших бросает издалека – гол! Но потом однако проиграли.
Не представляете, насколько все хоккеисты были заряжены в сезоне-1984/85, когда мы завоевали бронзу! Когда перспектива медалей стала реальностью, игроки отдавали на льду все, что у них было и даже больше, стелились под все шайбы. Судьи нас плавили, но это не помогало.
– После этой бронзы «Сокол» впервые стал по-настоящему интересен на международном уровне.
– О Кубке Шпенглера, матчах с клубами НХЛ вы знаете. Я хотел бы вспомнить историю, когда вскоре после бронзы нас пригласили в турне по немецким городам. Мы жили в Швейцарии, на границе с Германией и каждый день ездили в другие города, проводили там матчи. За каждую игру нам платили по 80 марок каждому, большие на то время деньги. Времени мы зря не теряли, покупали себе разные дефицитные вещи – микроволновки, телевизоры, магнитофоны, радиоприемники, одежду детям и жене, кроссовки. Я вот в той микроволновке, что тогда привез, сейчас бутерброды разогревал.
А еще некоторые из нас подобрали себе машины: я – «Тойоту», Коля Лубнин – «Форд», Рамиль Юлдашев – «Фольксваген». Также с нами в этом участвовал рижанин Виталий Самойлов. Стоимость машин позволяла – в пределах 800 марок. Дней через пять автомобили уже стояли возле нашей гостиницы. Всех, кроме Юлдашева. Рамиль забрал машину где-то через двое суток после нас. При этом водить он не умел совсем, хоть уже подал в Киеве на права. Юлдашев рассчитывал, что автомобиль ему поможет перевезти Валерий Ширяев. Но тот устал. Говорит: «Я полечу с командой». У Ромы отвисла губа. Уговорить не удалось. После предпоследней игры приезжаем в гостиницу в 11 вечера. После ужина вся команда ушла спать, а Самойлов и Лубнин учили Юлдашева водить. С нуля. На следующий день снова играем, а утром у команды самолет на Москву. Богданов вечером собирает нас и говорит: «Аккуратно в пути. И помните: завтра в пять вечера тренировка. Как хотите, но должны быть».
Одним словом, сразу после ужина, то есть после 23:00 решили выезжать. Собрали свои вещи и покупки некоторых других ребят. Салоны автомобилей оказались забиты вещами – от одежды и техники, до ящиков с фантой и кока-колой и блоками жевачек для друзей. Выезжаем на автобан. До этого договорились, что Юлдашева на дороге будем держать в центре между нашими тремя машинами. Ехали больше часа, когда начался ливень. Такой сильный, дворники не справлялись. Едем, а вдоль дороги одна авария, другая, машина вылетела в кювет. Рома как увидел полицию, резко дал по тормозам. Я ехал сзади и вся вода, поднявшаяся после торможения, была на моем лобовом стекле. Ударил своим бампером Юлдашеву в фару. К счастью, только ее и разбил.
Доехали до Польши и, учитывая дефицит горючего у нас, решили заправить баки. Денег уже особо не было. Перед границей долили литров по 10-15. Заметили, что нужно еще масло. Сбросились, купили пять литров и долили во все машины понемногу. Остался Юлдашев. Отдали ему канистру. «Что, залил?» – спрашиваем. «Что-то не понимаю, – говорит он, – Залил, вылил все, а уровень какой был, такой и остался». Смотрим, а Рома залил масло туда, где антифриз. Что делать? Денег больше нет. И медлить нельзя, поскольку в пять тренировка. Въехали на Львовщину, где-то в три ночи начал морить сон. А это была поздняя осень, дождь моросил. Смотрю: трасса начала блестеть. Я тоже водитель не выдающийся. Мигаю ребятам, чтобы останавливались. Выходим, а на асфальте – лед. Договорились не набирать скорость более 40-50 км/ч.
В добавок ко всему в дороге Лубнин еще и пробил колесо. Хорошо, что запаска была. Но где клеить в пять утра? И бензин тоже кончался. Это сейчас заправки на каждом шагу. Доехали до ближайшего шиномонтажа и ждем до семи утра. Пока он заработает. Когда поехали дальше, гаишники, как подурели, на каждом шагу останавливали. Видели, что иномарки, очевидно, потому и останавливали. Даем тому жевачку, потому пепси, тому еще какую-то мелочь, чтобы отпустили. А под Житомиром у нас еще и решили проверить права. Юлдашеву свои дал Ширяев. Хорошо, что гаишник не присматривался, просто увидел четыре документа и отпустил. Едем дальше – снова останавливают. И спрашивают: «Ну, чем вы нас угостите?» Тут Лубнин и не выдержал: «Вы нас зае***ли! Уже ничего нет! Надо было там стоять!»
Когда приехали в Киев, пошел снег. Предупреждаем Рому: «Не выезжай, ты еще неопытный, сейчас опасно». Он словно и послушал. Но была суббота, куда-то надо было жене. Поехали. Спускались по бульвару Шевченко, Рома говорит, что набрал не больше 60 км/ч. Но шел снег, рядом с собором выезжал троллейбус. Или его занесло, что ли, но Юлдашев газанул. И влетел в забор. Автомобиль ремонту не подлежал.
Тренировка была на базе в Пуща-Водице. Все на тренировке, а Ромы нет. Появился только в конце, с перебинтованной головой. «Я попал в аварию», – говорит.
«Док, пошли, пока они не передумали и обратно не забрали»
– А еще во второй половине 80-х «Сокол» впервые поехал за океан…
– Также почти каждый день тогда проводили матчи с университетскими командами. А там уровень такой, что разница с матчами чемпионата СССР невелика. Мы тогда даже не успевали понять, где находимся: играем матч – поели – садимся в самолет и улетаем в новый город. Поспали, а затем по той же схеме: новый матч и новый переезд. Все хорошо одеты: в костюмах, нейлоновых рубашках, в дубленках, шапках. Где-то перед Новым годом прилетели во Флориду. А там – +30! Все в шортах и мы в дубленках.
Из Америки тоже пытались что-нибудь привезти. Звоню перед выездом Коле, массажисту московского «Спартака». «Ты уже летал в США. Что туда можно брать?» – спрашиваю. «Кролиные шапки, значки и хоккейные майки», – говорит он. Рваных маек ныне покойный Гриня (администратор «Сокола» Григорий Грушецкий – авт.) штук пять дал. Позашивал локти и по 10 долларов перепродавал. А значки в магазине выменяли вместе с Владимиром Леманом на часы. Где-то по три-четыре пары. «Можно еще? На сувениры», – говорим. Еще по одним выменять удалось. «Док, пошли, пока они не передумали и обратно не забрали», – говорю.
Выходим и начинаем спорить, в какую сторону идти. Владимир Павлович в это время активно занялся изучением английского. Лежит, смотрит кассету и усердно повторяет. Вот и решил воспользоваться знаниями. Что-то объясняет прохожим, а те ничего не понимают. «Туда!», – в итоге говорит. Мы и идем. Это как раз после обеда было, через три часа должны были ехать на каток. Оказалось, что пошли не в ту сторону. На улице жарко, а мы еще одеты в темно-синие нейлоновые рубашки. Вспотели до нитки. Едва этэту гостиницу нашли. Кстати, жили тогда на 28 этаже. До этого небоскребов не видел никогда. Так как впервые узнал, что есть такое понятие, как пульт от телевизора.
А еще в первый раз увидели порно. Но как? 30 секунд показывают, а дальше за деньги. Пошли по номерам. В один номер стучим – никого нет, в другой – то же самое. Наконец-то открывают. Ребята все в одном номере собрались, скинулись по 50 центов и смотрят порнуху. Ярко все это комментируя. А у нас тогда за хранение и распространение порно была уголовная ответственность. Хорошо, что Костик, оператор нашей команды, тогда брал записи матчей и одновременно – кассеты с порно. Врач Леман особенно любил все это смотреть. Возьмет пачку «Примы», усядется на кресле близко к телевизору и просматривает. Мне спать хочется, говорю: «Павлович, хватит уже». А он: «Еще одну серию посмотрю и все». И так до четырех ночи, «Прима» одна за другой.
– Правильно говорить, что главной звездой того «Сокола» был Юрий Шундров?
– Они для меня все одинаково звездами были. А Юра хорошим человеком был. Девушек тоже любил. Вадик Сибирко как-то тщательно стругал себе клюшку. Перед раскаткой во Дворце спорта кичится: «Ох, сейчас полетит!» Доходит до упражнения, когда игроки выстраиваются на синей линии и один за другим бросают по воротам. Когда бросил Сибирко, Шундрик еще не успел развернуться после броска с другой стороны. Шайба попала Юре прямо в висок – пробила шлем и проломила височную кость. До артерии был какой-то миллиметр. Увезли Шундрова в институт, вытащили эту кость.
Был у нас в команде Вовка Полежаев, играл немного, в четвертом звене, за сезон не больше одной шайбы забрасывал. Ребята шутят: «Вова, кому ты забил?» «Не помню». «Как, одну забил и не помнишь?» Шундрик над ним смеялся. «Давай, – говорит, – я стану в воротах, ловушкой закрою глаза и только клюшку выставлю. И ты мне буллита не забьешь. Спорим на отжимания». Из пяти, может быть, один и забил.
Еще у Вовы были инциденты с Менченковым. Володя дёрганным был. На «Авангарде» у нас был бильярдный стол. Чтобы поиграть, нужно дождаться своей очереди. Кто проиграет – уступает место следующему. Все ребята опытные, а Полежаев – молодой. Играют Саша Менченков и Серега Горбушин. Менченков выигрывает, заходит кто-то следующий. «Я занимал за ним очередь!», – вмешивается Полежаев. Миня в ответ замахнулся кием. Да так, что штырь вылетел и попал Полежаеву в голову. Замазали, заклеили.
В другой раз выходит Саша на тренировку. Открывает калитку и замечает, что Полежаев положил на скамейку клюшку. Миня ее и подбил. «Так ох***ел?» – возмущается Вова и хватает Менченкова рукой. Тот за руку и опрокидывает Вову за борт. Вывих плеча, трещина, кажется, была. Но это был конец сезона, мы поехали отдыхать в Болгарию. Через клуб приобрели путевки и поехали. Володя как раз женился, поехал с молодой женой. Но ведь фарцовщиком страшным был. «Купи-продай» у него всегда было на первом месте. Вот он приехал в Болгарию с одной рукой в гипсе. И бегает по магазинам весь день, ищет, где и что подешевле. Как-то приходит на завтрак весь поцарапанный. Жены других хоккеистов понимают, что это женщина поцарапала. И начинают выяснять. Как оказалось, пока Вовы не было, его возлюбленная гостила в номере Андреевых. Пообщалась, а когда вернулась, Вовка ее приревновал. Устроил скандал. А у него одна рука привязана. Жена этим воспользовалась и надавала мужу по лицу. Судьба Полежаева, кстати, сложилась тра
Source: Иван Вербицкий